200 лет прошло с тех пор, как отгремели выстрелы первой Отечественой войны, но память о ней навсегда вписана в нашу историю золотыми буквами.

Император Наполеон I Бонапарт, признанный гений военного искусства, покоривший всю континентальную Европу в июне 1812 года вторгся со своей могущественной армией в Россию, будучи абсолютно уверенным в своей победе. Но уже через полгода после начала русской кампании Великая армия, как её называли, была полностью уничтожена, а военные действия перенесены на территорию Польши и Германии. Победа нашего народа в этой войне предопределила разгром наполеоновской империи и судьбу самого Наполеона.

Целью настоящего доклада является описание хода военных событий 1812 года, приведших к полному провалу наполеоновских планов, иллюстрация военной кампании 1812 года с помощью анимационных карт, произведений живописи.

Данная тема волнует историков, писателей, поэтов, художников на протяжении всех 200 лет. Существует много воспоминаний участников тех событий. Работы выдающихся историков, также известные произведения живописи послужили основой для моего доклада.

На начальном этапе Наполеон смог собрать в поход против России, по разным источникам, от 400 до 450 тысяч солдат. После начала войны в виде подкреплений в Россию прибыло ещё 140-160 тысяч. В походе принимали участие 16 разных национальностей: наиболее многочисленными были немцы и поляки. По подсчётам немецкого военного историка Клаузевица армия вторжения в Россию вместе с подкреплениями в ходе войны насчитывала 610 тысяч солдат, включая 50 тысяч солдат Австрии и Пруссии.

Русская армия значительно уступала по численности наполеоновской армии: на территории Литвы дислоцировалась 1-я армия Барклая-де-Толли, численностью 120-136 тысяч человек, а в Белоруссии находилась 2-я армия Багратиона. Насчитывавшая 49-57 тысяч человек. Россия имела еще примерно 170 тысяч человек на Дунае, Кавказе и Финляндии. Но это было далеко от военных действий.

Вечером 11 (23) июня 1812 года разъезд лейб-гвардии Казачьего полка заметил подозрительное движение на Немане. Когда совсем стемнело, через реку с возвышенного и лесистого берега на русский берег на лодках и паромах переправилась рота французских сапёров, произошла первая перестрелка. Это произошло в трёх верстах вверх по реке от Ковно, в Литве. После полуночи 24 июня 1812 года по четырём наведённым выше Ковно мостам началась переправа французских войск через пограничный Неман. Наполеон был уверен в своей полной и скорой победе. Лермонтов в своей знаменитой поэме "Бородино" пишет: "Мы долго молча отступали". Все тогда задавались вопросом: почему мы отступаем?

Ни у одной из русской армий шансов выиграть сражение у Наполеона не было.

Командующие 1-й и 2-й русских армий осознавали угрозу поражения армий поодиночке и отходили на восток стремясь к соединению. 3 августа 1-я и 2-я русские армии соединились под Смоленском, достигнув таким образом первого стратегического успеха и избежав разгрома.

В русской армии фактически существовало двуначалие: Багратион требовал генерального сражения, а Барклай-де-Толли был против ненужного на его взгляд сражения. Первое крупное сражение произошло под Смоленском. В 6 часов утра 16 августа Наполеон начал штурм города прямо с марша. Упорное сражение за Смоленск продолжалось до утра 18 августа, и при угрозе полного окружения русских частей в горящем городе Барклай-де-Толли отдает приказ об отступлени, осознав, что у русской армии нет шансов на победу.

Отношения между Багратионом и Барклаем-де-Толли после отступления из Смоленска с каждым днём становились всё напряжённее. Отсутствие единоначалия могло привести к катастрофическим последствиям. Для решения вопроса был учрежден Чрезвычайный комитет, и 17 августа на его заседании единогласно главнокомандующим был утвержден генерал от инфантерии Кутузов. 17 (29) августа Кутузов в Царёво-Займище принял армию.

К 3 сентября русская армия отступила к деревне Бородино. Дальнейшее отступление означало сдачу Москвы, и Кутузов не мог избежать генерального сражения по политическим и моральным соображениям. Чтобы выиграть время для подготовки укреплений на Бородинском поле, Кутузов приказал генералу Горчакову задержать противника у деревни Шевардино, где был воздвигнут пятиугольный редут. Бой за Шевардинский редут продолжался весь день 5 сентября, только к полуночи французы ворвались на его валы.

Крупнейшее сражение Отечественной войны 1812 года произошло 26 августа (7 сентября) у деревни Бородино (в 125 км западнее Москвы) между русской и французской армиями. Численности армий были примерно равными: 130-135 тысяч у Наполеона против 110-130 тысяч у Кутузова. Русской армии не хватало вооружения - не было ружей, чтобы вооружить 31 тысячу ополченцев из Москвы и Смоленска. Ратникам раздали пики, но использовать людей в качестве "пушечного мяса" Кутузов не стал (ратники выполняли вспомогательные функции, например, выносили раненых).

Фактически сражение представляло собой штурм французскими войсками линии русских укреплений (флешей, редутов и люнетов) Русский историк Е.В. Тарле, в своём фундаментальном труде "Нашествие Наполеона на Россию" приводит следующее описание Бородинской битвы: очевидцы не могли никогда забыть бородинских ужасов. "Трудно себе представить ожесточение обеих сторон в Бородинском сражении, - говорит основанная на показаниях солдат и офицеров "История лейб-гвардии Московского полка". - Многие из сражавшихся побросали свое оружие, сцеплялись друг с другом, раздирали друг другу рты, душили один другого в тесных объятиях и вместе падали мертвыми. Артиллерия скакала по трупам, как по бревенчатой мостовой, втискивая трупы в землю, упитанную кровью. Многие батальоны так перемешались между собой, что в общей свалке нельзя было различить неприятеля от своих. Изувеченные люди и лошади лежали группами, раненые брели к перевязочным пунктам, покуда могли, а выбившись из сил, падали, но не на землю, а на трупы павших раньше. Чугун и железо отказывались служить мщению людей; раскаленные пушки не могли выдерживать действия пороха и лопались с треском, поражая заряжавших их артиллеристов; ядра, с визгом ударяясь о землю, выбрасывали вверх кусты и взрывали поля, как плугом. Пороховые ящики взлетали на воздух. Крики командиров и вопли отчаяния на десяти разных языках заглушались пальбой и барабанным боем. Более нежели из тысячи пушек с обеих сторон сверкало пламя и гремел оглушительный гром, от которого дрожала земля на несколько верст. Батареи и укрепления переходили из рук в руки. Ужасное зрелище представляло тогда поле битвы. Над левым крылом нашей армии висело густое черное облако от дыма, смешавшегося с парами крови; оно совершенно затмило свет. Солнце покрылось кровавой пеленой; перед центром пылало Бородино, облитое огнем, а правый фланг был ярко освещен лучами солнца. В одно и то же время взорам представлялись день, вечер и ночь". После кровопролитнейшей 12-часовой битвы, французы ценой 30 - 34 тысяч убитыми и ранеными потеснили левый фланг и центр русских позиций, но развить наступление не смогли. Русская армия также понесла тяжёлые потери (40 - 45 тысяч убитыми и ранеными). Пленных почти не было ни с той, ни с другой стороны. 8 сентября Кутузов приказал отступить на Можайск с твёрдым намерением сохранить армию.

1 (13) сентября русская армия расположилась лагерем перед Москвой. В 5 часов того же дня в доме филёвского крестьянина А. Фролова собрался Военный совет, точное количество участников которого неизвестно. По воспоминаниям участников войны, на совет были приглашены генералы: М. Б. Барклай-де-Толли, Л. Л. Беннигсен, Д. С. Дохтуров, А. П. Ермолов, П. П. Коновницын, А. И. Остерман-Толстой, Н. Н. Раевский, Ф. П. Уваров и полковник К. Ф. Толь. Обсуждался один вопрос - дать сражение под Москвой, или оставить город без боя. М. Б. Барклай-де-Толли указывал на вынужденность оставления Москвы для спасения армии: "Сохранив Москву, Россия не сохранится от войны, жестокой, разорительной. Но сберегши армию, еще не уничтожаются надежды отечества" Л. Л. Беннигсен настаивал на сражении, и большинство участников совещания склонялись на его сторону. Окончательное решение принял М. И. Кутузов: "Доколе будет существовать армия и находиться в состоянии противиться неприятелю, до тех пор сохраним надежду благополучно довершить войну, но когда уничтожится армия, погибнут Москва и Россия. Приказываю отступать". Кутузов прервал заседание и приказал отступать через Москву по Рязанской дороге.

После совета Кутузов, по воспоминаниям приближенных, плохо спал, долго ходил и произнес знаменитое: "Ну, доведу же я проклятых французов… они будут есть лошадиное мясо". Ближе к вечеру 14 сентября в опустевшую Москву вступил Наполеон.

В Москве Наполеон оказался в западне, зимовать в разорённом пожаром городе не представлялось возможным: фуражировки за пределами города плохо удавались, растянутые коммуникации французов были очень уязвимы, армия начинала разлагаться. Наполеон стал готовиться к отступлению на зимние квартиры где-то между Днепром и Двиной. В тот же день, 14 сентября в Москве начались пожары. К ночи с 15 на 16 сентября пожар усилился настолько, что Наполеон был вынужден покинуть Кремль. Е.Т. Тарле приводит высказывание французского грфа Сегюра о пожаре в Москве: "Нас осаждал океан пламени: пламя запирало перед нами все выходы из крепости и отбрасывало нас при первых наших попытках выйти. После нескольких нащупываний мы нашли между каменных стен тропинку, которая выходила на Москву-реку. С каждым мигом вокруг нас возрастал рев пламени. Единственная извилистая и кругом пылающая улица являлась скорее входом в этот ад, чем выходом из него. Император, не колеблясь, пеший, бросился в этот опасный проход. Он шел вперед сквозь вспыхивающие костры, при шуме трескающихся сводов, при шуме от падения горящих бревен и раскаленных железных крыш, обрушивавшихся вокруг него. Эти обломки затрудняли его шаги... Мы шли по огненной земле, между двумя стенами из огня. Пронизывающий жар жег нам глаза, которые, однако, приходилось держать открытыми и устремленными на опасность. Удушающий воздух, пепел с искрами, языки пламени жгли вдыхаемый нами воздух, дыханье наше становилось прерывистым, сухим, коротким, и мы уже почти задыхались от дыма..." Французы обвинили в поджогах русских, до 400 горожан из низших сословий были расстреляны французским военно-полевым судом по подозрению в поджогах.

Очагов у пожара было несколько, так что возможно, что в той или иной мере верны все версии. Пожар бушевал до 18 сентября и уничтожил большую часть Москвы. Из 30 тысяч домов, бывших в Москве перед нашествием, после выхода Наполеона из города оставалось "навряд ли 5 тысяч".

На втором этапе войны (с октября по декабрь 1812 года) наполеоновская армия сначала маневрировала, стремясь уйти на зимние квартиры в не разоренные войной местности, а затем отступала до границ России, преследуемая русской армией, голодом и морозами Не сохранилось документов с точными планами Наполеона на продолжение кампании. 19 октября французская армия (110 тысяч) с огромным обозом стала покидать Москву по Старой Калужской дороге. Наполеон планировал добраться до ближайшей крупной продовольственной базы в Смоленске по неразоренной войной местности - через Калугу. Но дорогу на Калугу Наполеону заслонила армия Кутузова, расположившись под селом Тарутино на Старой Калужской дороге. Не желая прорываться с ослабленной армией через укреплённую позицию, Наполеон свернул на Новую Калужскую дорогу, чтобы обойти Тарутино. Однако Кутузов перебросил армию под Малоярославец, перерезав французам пути отступления по Новой Калужской дороге. 24 октября состоялось сражение под Малоярославцем. Город восемь раз переходил из рук в руки. В конце концов французам удалось захватить Малоярославец, но Кутузов занял укреплённую позицию за городом, которую Наполеон не рискнул штурмовать. 26 октября Наполеон приказал отступать на Можайск. Бои за Малоярославец имели очень важное стратегическое значение: срыв план прорыва французских войск на Украину. Где имелось продовольствие, лошади, фураж. Французы были вынуждены отступать по разоренной им Старой Смоленской дороге, по которой наполеоновская армия наступала на Москву.

Отступающую наполеоновскую армию авангард русской армии, со всех сторон отступающих французов атаковали казаки и партизаны. Основная армия главнокомандующего Кутузова двигалась южнее параллельно Наполеону. 8 ноября Наполеон вступил в Смоленск, где провёл 5 дней, поджидая отставших. 14 ноября Наполеон с гвардией двинулся из Смоленска и 24 ноября подошёл к пограничной реке Березине, оторвавшись от преследовавших его армий Витгенштейна и Кутузова. Французские сапёры навели мост через реку, стоя в ледяной воде. Источники указывают, что все они умерли от переохлаждения. Не дождавшись переправы всей огромной толпы отставших французов, состоявшей из раненых, обмороженных, потерявших оружие и гражданских, Наполеон приказал сжечь мосты утром 29 ноября 1812 года. Основным итогом переправы на Березине явилось то, что Наполеон избежал полного разгрома в условиях значительного превосходства русских сил. По сведениям прусского чиновника Ауэрсвальда к 21 декабря 1812 года через Восточную Пруссию прошло из Великой Армии 255 генералов, 5 111 офицеров, 26 950 низших чинов, "все в весьма жалком состоянии". Из своей более чем 600 тысячной армии Наполеон потерял в России 580 тысяч.

Главным итогом Отечественной войны 1812 года стало практически полное уничтожение Великой Армии Наполеона, освобождение территории России и перенос военных действий на земли Варшавского герцогства и Германии в 1813 году. Русское командование использовало тактику отступления, для того чтобы не допустить разгрома русской армии, в военном отношении существенно уступавшей наполеоновской армии. Полководческие дарования русского командования, и прежде всего, Главнокомандующего М.И. Кутузова, явились важнейшей причиной победы. Тактика, использованная русским командование, хотя и была связана с огромными потерями, оставлением Москвы, полностью оправдала себя. Наполеоновская армия, победоносно шествовавшая по всей Европе, оказалась не способна к боевым действиям на больших пространствах и в природно-климатических условиях России. Важнейшим источником победы явился характер войны: русский народ поднялся на защиту своего Отечества, воспринимая войну как справедливую и освободительную.

Событиям 1812 года принадлежит особое место в нашей истории. Не раз поднимался русский народ на защиту своей земли от захватчиков, приходивших и с запада, и с востока. Но никогда прежде угроза порабощения не порождала такого сплочения сил, такого духовного пробуждения нации, как это произошло в дни нашествия Наполеона.

Отечественная война 1812 года - одна из самых героических страниц истории нашей Родины. Победа русского народа над завоевателем, который считался величайшим военным гением мира и к моменту нападения на Россию был увечен ореолом всемогущества и непобедимости, поразила воображение современников и по ныне волнует потомков, служит для одних предметом гордости, для других - неразгаданной загадкой, для третьих грозным предостережением - "не ходи на Москву!". Поэтому гроза 1812 года вновь и вновь привлекает к себе внимание исследователей оставаясь в числе вечных тем исторической науки. "Русской Илиадой" назвали ее современники. Ей посвящено наибольшее число исследований по сравнению с любым другим событием 1000-летней истории дореволюционной России.

Когда в 1812 году началась война, то весь народ встал на защиту Родины и поэты не могли не откликнуться на это событие.. Вспомним стихи Дениса Давыдова, знаменитого участника этой войны, вспомним гениальное "Бородино" Лермонтова. До сих пор творцы обращаются к теме войны 1812 года, когда хотят напомнить нам о мужестве и подвиге защитников Отечества. Война 1812 года на протяжении всего девятнадцатого века вдохновляла поэтов на прославление героизма защитников России:

В настоящей работе рассмотрены основные исторические вехи войны 1812 года в поэтическом отражении Пушкина, Лермонтова, Глинки, Жуковского и некоторых других наших прославленных русских стихотворцев. Поэтическая летопись войны 1812 года доносит до нас ту удивительную атмосферу патриотического подъёма, охватившего Россию, ту звенящую напряжённость чувств, поднявшую русских людей из разных местностей и сословий на подвиг, который потряс современников и вызвал законную гордость потомков. Поэтические шедевры, описывающие грозные события тех лет сильны своей документальной достоверностью.

Ранним утром 12 июня 1812 года главные силы "великой армии" Наполеона численностью более 500 тысяч человек начали вторжение через Неман недалеко от города Ковно. Полумиллионная армия, возглавляемая крупным полководцем, обрушилась всей своей мощью на русскую землю, надеясь в короткий срок покорить сию страну. Рисунок французского офицера-очевидца запечатлел это грозное зрелище. Тремя длинными извилистыми колоннами войска завоевателей спускались с высокого левого берега реки и по наплавным мостам переправлялись на другую сторону. Наполеон, стоя на самом краю обрыва, неотрывно глядел на проходящие войска. Казалось, что нет силы, которая сможет противостоять той мощи, которую император французов собрал со всей Европы… Однако мощь французской армии была разбита о героизм русского народа, проявленный в борьбе за родину. Русский народ грудью встал на защиту родной земли. Чувство патриотизма охватило армию, народ и лучшую часть дворянства.

В русскую литературу Отечественная война вошла сразу же, можно сказать, в самые первые ее дни. И первое слово о ней, как, вероятно, и всегда в такие времена, прозвучало в поэзии. Это было слово-воззвание, набатный зов к оружию, к священной борьбе с жестоким и коварным "всеевропейским завоевателем".

В стихах звучит гордое презрение к врагу, непоколебимая вера в грядущую победу. Залог этой победы - вся история России, великие деяния ее "героев славы".

18 августа французы вошли в сожженный и разрушенный Смоленск. Дымящиеся пепелища молча говорили завоевателям, что борьба пойдет не на жизнь, а на смерть. Весть о взятии Смоленска, о продвижении грозного врага к Москве вызвала небывалый подъем патриотических чувств.

Стал выходить специальный журнал, созданный с целью выразить гнев и воодушевление, охватившие страну, духовно сплотить русское общество в час борьбы с грозным врагом. Он назывался "Сын отечества". Здесь были напечатаны и многие стихи об Отечественной войне, в частности басни Крылова, дифирамбы Востокова "К россиянам".

В конце августа командующим русской армией стал Кутузов, а 7 сентября состоялось генеральное сражение, которое вписало в скрижали нашей истории легендарное слово - Бородино.

Современному читателю, вероятно, покажется несколько странным тот факт, что, широко откликаясь на события, связанные с войной, поэзия той поры не дает, как правило, конкретного изображения самих событий. Воспевая, например, Бородинское или Смоленское сражения, А. Х. Востоков в своём стихотворении, написанном в октябре 1812 года не стремится запечатлеть какие-либо характерные их подробности, а создает картину некоего условно-обобщенного сражения, картину, в которой от реальной исторической действительности сохраняются лишь имена; все же остальное - аллегории, символы, мифические уподобления и т. п.

Выдающимся явлением русской поэзии стало стихотворение В. А. Жуковского "Певец во стане русских воинов" (1812). Написанное и в самом деле "во стане русских воинов" в канун знаменитого Тарутинского сражения, оно сразу же приобрело огромную популярность и быстро распространилось в армии во множестве списков. Может показаться странным, что именно Жуковский, тонкий лирик, пленявший до тех пор воображение своих читателей музыкальностью меланхолических элегий, фантастикой и благоухающей прелестью упоительных баллад, превзошел прославленных бардов, много лет воспевавших победы русского оружия.А может быть, это и естественно, может быть, именно эмоциональная напряженность, взволнованная искренность, легкость и звучность стиха - все то, что сложилось в лоне интимной лирики Жуковского, прозвучав в произведении на общественно значимую тему, да такую, которая всех тревожила, у каждого была на устах, оно-то и обусловило одну из самых несомненных творческих удач поэта, одно из самых высоких его свершений. "Певец во стане русских воинов" имел необыкновенный успех и надолго определил поэтическую репутацию Жуковского.

Автор "Походных записок русского офицера" И. И. Лажечников (впоследствии один из виднейших русских писателей) вспоминал: "Часто в обществе военном читаем и разбираем "Певца в стане русских", новейшее произведение г. Жуковского. Почти все наши выучили уже сиюпиесу наизусть. Верю и чувствую теперь, каким образом Тиртей водил к победе строи греков. Какая поэзия! Какой неизъяснимый дар увлекать за собою душу воинов!" Пэаном, то есть ритуальным военным гимном древних греков, называл стихотворение Жуковского и П. А. Вяземский.

Необычайный успех стихотворения объяснялся, конечно, прежде всего его высокими художественными достоинствами. Яркая образность, легкий, изящный стих, свежесть и живая непосредственность лирического чувства - все это заметно выделяло Жуковского на фоне архаичной одической поэзии того времени, закованной в тяжелые латы классицизма:

Но, пожалуй, самое главное, в чем современники увидели его особую новизну и особую привлекательность, заключалось в том, что в многокрасочной картине, развернутой перед ними поэтом, они впервые ощутили свое время, свой мир, наконец, свою войну - ту самую, которая была их грозным сегодняшним днем.

Конечно, жанр, в каком написано стихотворение, тоже заключал в себе определенную долю литературной условности и в иных своих образцах, в том числе и у самого Жуковского ("Песня барда над гробом славян-победителей", 1806), достаточно явно смыкался с традиционными одами классицистов. Однако в полной мере используя художественные возможности этого жанра, Жуковский, в сущности, очень мало считается здесь с налагаемыми им ограничениями, смело идет к действительности, к "натуре", и это позволяет ему создать целую галерею выразительных исторических портретов, не менее богатую и колоритную, чем знаменитая Военная галерея Зимнего дворца.

В "галерее" Жуковского представлены так или иначе все наиболее известные герои двенадцатого года, причем каждый из них входит сюда непременно с какою-нибудь характерной, присущей только ему чертой, по которой он особенно запомнился современникам. Таковы портреты Кутузова, Багратиона, Раевского, Кульнева, Платова, Давыдова, Фигнера, Кутайсова, Воронцова.Представляя их в полном блеске их боевой славы, в ореоле подвига, с которым каждый из них вошел в историю, поэт видит в них не просто блестящий "сонм героев", отчужденных и замкнутых в своем величии, а прежде всего живых людей, своих современников, членов единого боевого братства, в котором слава "вождей победы" неотделима от славы каждого воина. Это братство, эта семья живет единой жизнью, ведя общий счет и громким победам, и горьким утратам. Поэтому как глубоко свое, личное читатель переживает и тот восторг, с которым поэт описывает Ку-тузова перед полками, и то восхищение, которое звучит в стихах о "Вихорь-атамане" Платове, и ту глубокую печаль, с которой певец ведет рассказ о гибели Кутайсова, Кульнева и Багратиона.

Впоследствии Жуковский еще не однажды обратится к теме Отечественной войны. Уже вскоре появятся стихотворения "Вождю победителей" и "Певец в Кремле", а двадцать семь лет спустя, в дни торжеств, посвященных открытию памятника героям Бородина, он напишет "Бородинскую годовщину". Но "Певец во стане русских воинов" навсегда останется в его творчестве не только самым первым, но и самым блистательным, самым вдохновенным его произведением о героях великой народной эпопеи. "Никто более тебя, - напишет ему Пушкин, - не имел права сказать: глас лиры, глас народа".

Спустя почти сорок лет, приветствуя Жуковского незадолго до его смерти, его друг и литературный соратник Вяземский воскресил именно эту страницу его творческой биографии:

Сам Жуковский считал, что события Отечественной войны, "правых брань с злодейскими ордами" должен воспеть Державин. "О старец! да услышим твой Днесь голос лебединый", - обращался он к патриарху русских поэтов. И Россия услышала голос Державина, величавые звуки его стихотворения "Гимн лироэпический на прогнание французов из отечества".

Огромное многофигурное полотно, посвященное Отечественной войне, создает в это время сам Г. Р. Державин. Это "Гимн лироэпический на прогнание французов из Отечества". В то время Г. Р. Державину было уже шестьдесят девять лет.

Эпопею борьбы с наполеоновским нашествием Державин изображает как гигантское, поистине вселенское противоборство мировых сил, масштабы которого можно представить, лишь обратившись к исполинским фантасмагориям Апокалипсиса.

Перед "князем тьмы" все трепещет, все падает ниц. И лишь один - один во всей вселенной - обнажает против него карающий меч. Это вождь Севера, "смиренный, кроткий, но челоперунный" агнец, который и поражает "змея-исполина".

На этот необъятный вселенский фон поэт и проецирует конкретные исторические события, прозревая в них некий высший смысл, некоепредуказание мировой Судьбы. Аллегории, олицетворения, библейские и мифологические ассоциации, к которым он обращается на протяжении всего своего повествования, порой излишне сложны, неясны, а то и просто темны; громоздок, тяжел, архаичен во многих местах и стиль его описаний и рассуждений. Но это - Державин. Мощь творческого воображения, блеск и смелость живописи, величественная красота старинного поэтического "глагола" - все это делает его "Гимн" одним из самых значительных произведений того времени. Есть в этом произведении и такое, в чем Державин превзошел всех писавших одновременно с ним о событиях 1812 года. Никто из них не показал роль народа в Отечественной войне так, как это сделал Державин. Патриарх русских поэтов дал в "Гимне лироэпическом" непревзойденную и непреходящую характеристику русского народа. Он увидел и прославил те качества русского национального характера, которые с такой силой, с такой бесспорностью были подтверждены на протяжении последующих эпох:

На фоне высокоторжественной патетической лирики двенадцатого года весьма резко выделяются басни И. А. Крылова.

Басня, как известно, не принадлежит к жанрам, в которых решаются большие исторические проблемы. Басни Крылова - удивительное исключение. Ибо не будет преувеличением сказать, что, пожалуй, никто из русских писателей того времени не подошел к пониманию подлинно народного характера Отечественной войны так близко, никто не выразил именно народного взгляда на нее с такою отчетливостью, с какою это сделал великий русский баснописец.

Один из красноречивейших примеров в этом отношении - знаменитая басня "Ворона и Курица".

Уже в экспозиции басни Крылов проводит мысль, отчетливо противостоящую точке зрения правительственных кругов,- мысль об исторической правоте М.

И. Кутузова, который, "противу дерзости искусством воружась, вандалам новым сеть поставил и на погибель им Москву оставил". Народ верит Кутузову, понимает его в этом нелегком, но единственно верном решении - оставить древнюю русскую столицу.

Разговор и в самом деле знаменательный. Ибо в этом простодушном диалоге двух "простодушных птиц" с предельной, поистине притчевой ясностью обнажается суть одной из сложных и весьма болезненных нравственно-социальных ситуаций того времени, ситуации, в которой проявляется поразительное несовпадение интересов различных слоев русского общества в их отношении к великому общенациональному делу - защите Отечества. В беззаботных речах Вороны - не просто беспечность существа, привыкшего жить "как бог на душу положит". Смысл их гораздо глубже, определеннее, коварнее. За их внешним легкомыслием - лукавый умысел, тайная надежда на дружбу с врагом, с которым ей нечего делить, - словом, все то, что достаточно определенно проявилось в социальной психологии известной части высшего общества того времени.

Тонкая и острая эпиграмма скрыта в басне "Щука и Кот", эпиграмма на адмирала Чичагова, неумелые действия которого позволили Наполеону выскользнуть из окружения на Березине. Басню же "Волк на псарне" хочется назвать эпической - настолько отчетливо и полно выразил в ней Крылов самый "сюжет" народной войны. Не случайно, как свидетельствует один из современников, она так нравилась самому Кутузову. "И. А. Крылов, собственною рукою переписав басню "Волк на псарне", отдал ее княгине Катерине Ильиничне, а она при письме своем отправила ее к светлейшему своему супругу. Однажды, после сражений под Красным, объехав с трофеями всю армию, полководец наш сел на открытом воздухе, посреди приближенных к нему генералов и многих офицеров, вынул из кармана рукописную басню И. А. Крылова и прочел ее вслух.. При словах: "Ты сер, а я, приятель, сед", произнесенных им с особою выразительностью, он снял фуражку и указал на свои седины. Все присутствующие восхищены были этим зрелищем, и радостные восклицания раздавались повсюду".

Различные "реалии" эпохи прочитываются в подтексте и многих других басен великого русского баснописца, и проницательные современники всегда умели их прочитать.

В первый день нового, 1813 года русская армия, преследуя остатки разгромленных наполеоновских войск, перешла Неман. Театр военных действий переносился на территорию Западной Европы. Впереди был еще долгий и трудный путь, тяжелые, кровопролитные сражения, но самый главный, самый драматический период борьбы с наполеоновским нашествием был завершен: здесь, на берегах Немана, для России закончилась Отечественная война.

По окончании Отечественной войны в "военной литературе" наступает некоторое затишье, в общем-то вполне естественное и объяснимое: великая национальная эпопея требовала глубокого осмысления.

В самом изображении войны довольно долго продолжает господствовать прежняя традиция. И это тоже понятно: о войне пишут ее современники, и неудивительно, что они лишь как бы продолжают свою прежнюю, давно определившуюся тему.

Современник и участник войны Фёдор Николаевич Глинка писал четверть века спустя, что "события исполинские, прикосновенные к судьбе рода человеческого, зреют, созревают и дозревают в постепенном и непреодолимом ходе времени. Мы, - утверждал он, - может быть, видели первые буквы того, что вполне прочитает потомство на скрижалях истории человечества".

Величайшему в новой истории России событию - Отечественной войне 1812 года - тоже предстояло "дозревать в постепенном и непреодолимом ходе времени". Ибо истинные масштабы того, что совершил русский народ в 1812 году, были столь огромны, а влияние, которое народная война оказала на исторические судьбы России, столь исключительно, что все это и в самом деле могло быть в достаточно полной мере осознано лишь со временем, через годы и годы.

Так, например, Ф. Глинка, написавший свою первую военную песню в июле 1812 г. у стен Смоленска, после войны создает целую "сюиту", отразившую (вернее, предназначенную отразить) наиболее значительные события Отечественной войны - битву под Смоленском ("Прощальная песнь русского воина"), Бородинское сражение ("Песнь сторожевого воина" и "Раненый воин после Бородинского сражения рассказывает мирным поселянам о нашествии неприятеля и возбуждает в них бодрость сразиться за спасение Отечества"), пожар Москвы ("Песнь русского воина при виде горящей Москвы"), наступление под Тарутином ("Авангардная песнь") и др. Как и вся поэзия той поры, они лишены исторической конкретности - события угадываются лишь по именам действующих в них лиц да по географическим наименованиям. Некоторое исключение составляют, пожалуй, только стихотворения, посвященные Д. Давыдову, А. Сеславину и А. Фигнеру, особенно последнему, гибель которого описана весьма проникновенно и ярко.

Примечательной особенностью этих стихотворений является и достаточно оригинальная, по тем временам, ориентация Ф. Глинки на народную поэзию, на стиль солдатских песен, о чем он специально говорит в послесловии к сборнику "Подарок русскому солдату". Но, как справедливо замечает исследователь творчества Глинки В. Г. Базанов, "народность военных песен Глинки условна, они не идут прямым образом от фольклора. Рассчитанные в конечном итоге не столько на песенное исполнение, сколько на декламационное произношение, военные песни звучат местами необыкновенно торжественно, как гражданские оды и "думы"".

Заметным явлением поэзии той поры стала ода Н. Карамзина "Освобождение Европы и слава Александра I " (1814). Известно, что уже за десять лет до того, как оно было написано, Карамзин отошел от литературы, целиком посвятив себя созданию труда, который считал главным делом своей жизни, - "Истории государства Российского". Он поставил перед собой утопическую, но великую в своем гуманизме цель - воссоздать прошлое ради исцеления пороков настоящего, на опыте принесенных жертв, испытанных заблуждений, помочь людям стать людьми, просветить их разум, объяснить, в чем состоит их долг, указать им путь ко благу и справедливости. Именно поэтому Пушкин говорил, что труд Карамзина "есть не только произведение великого писателя, но и подвиг честного человека".

Ничто сделанное Карамзиным в XIX веке не может быть правильно понято вне "Истории государства Российского". Но ничто в его художественном творчестве последних десятилетий не переплетено в такой мере с его историческим трудом, как "Освобождение Европы". Это произведение историка в не меньшей, а может быть, и в большей степени, чем поэта. Дело не только в примечаниях, которыми автор подтверждал достоверность упоминаемых им фактов, не только в масштабности исторических аналогий. Дело в самой цели, которую ставил Карамзин перед своим поэтическим творением.

Пусть судьба Наполеона послужит грозным предостережением тем, кто пойдет "путем насилия, обмана", кто будет стремиться к "умножению областей", а не к "мирному счастию людей".

Оставаясь в общем-то в пределах традиционного изложения "истории Наполеона" и традиционных его характеристик ("злодей", "тиран", "лютый тигр, не человек" и т. п.), Карамзин, однако, последовательно проводит весьма знаменательную мысль о том, что фигуры, подобные Наполеону, тем более одиозны, что находятся в вопиющем противоречии с духом времени, что

Преступление Наполеона, таким образом, тем тяжелее, что оно на-правлено против абсолютных завоеваний человечества, на которые не имеет права покушаться никакое самовластье. В этом-то и заключалась самая суть мысли Карамзина - в предостережении всем царям, в том числе и Александру I, хотя как раз он и представлен здесь как орудие Провидения, просвещенный властитель, способный оградить незыблемые права человека. Утверждая должное как уже достигнутое, поэт, по существу, обязывает царя блюсти эти права.

Пусть судьба Наполеона послужит грозным предостережением тем, кто пойдет "путем насилия, обмана", кто будет стремиться к "умножению областей", а не к "мирному счастию людей".

В спокойных строфах Карамзина - поучения, предостережения, прозрения, звучащие актуально и в наши дни. Они сохранят это звучание, пока на земле будут появляться "властители", которых не привел к мудрости опыт ни Наполеона, ни его неудачливых последователей.

Окончилась Отечественная война, а в истории темы 1812 года была написана лишь первая страница. "Освобождение Европы" предваряет ее дальнейшее развитие. Здесь еще налицо непосредственное изображение событий и уже осмысление их значения, их места в истории. Произведение Карамзина еще в них, но уже над ними.

Обновление темы Отечественной войны, новый ее поворот начинается с Пушкина.

В юношеских своих стихотворениях Пушкин еще во многом следует традиции, своим знаменитым предшественникам - в особенности Державину, чья тяжелая лира слышится и в "Воспоминаниях в Царском Селе", и в стихотворениях тех же лицейских лет: "На возвращение государя императора из Парижа в 1815 году" и "Наполеон на Эльбе". В 1815 году Пушкин написал стихотворение "Наполеон на Эльбе", где свергнутый император был представлен таким же исчадием ада, коварным и безжалостным злодеем, каким рисовали его и многие верноподданные стихотворцы. А спустя шесть лет в оде "Наполеон" он создал такой многогранный и проникновенный образ, дал такой анализ противоречий в личности и деятельности французского императора, что и по сей день историки находят в ее строфах самые глубокие и точные из всех написанных о нем слов.

В стихотворении "Наполеон" (1821) поэт выходит далеко за пределы традиции как чисто поэтической, так и той, что существовала в осмыслении исторического опыта, связанного с Отечественной войной. Решительно отойдя от привычных представлений об Отечественной войне как о явлении только национальном, Пушкин впервые в русской поэзии поднимается до осмысления ее в контексте реальной истории Европы, в контексте тех грандиозных политических потрясений, начало которым положила Великая французская революция.

Принципиальным художественным открытием Пушкина в этом стихотворении стал образ Наполеона. Низринутый с вершин, на которые его вознес его гений, и завершивший свой земной путь в мрачном изгнании, Наполеон видится теперь поэту не только в ослепительном блеске былой славы, не только как "грозный бич вселенной", но как великая и в сущности своей глубоко трагическая фигура, чья трагедия состоит прежде всего в том, что он предал лучшие идеалы человечества, лучшие его надежды, исполне-ние которых зависело именно от него, гения, рожденного и вознесенного революцией.

Именно в этом видит поэт самое тяжкое и самое роковое преступление Наполеона, преступление, с которого и началось пусть еще не близкое, но уже предопределенное и неотвратимое падение узурпатора. Это был очень важный акцент, важный поворот темы, потому что сама победа русского народа над Наполеоном приобретала теперь и совершенно иной масштаб, и совершенно новый исторический смысл, представая не только как победа над завоевателем, но и как победа над тираном, "похитителем свободы". По-этому, клеймя тирана, Пушкин воздает ему и хвалу за то, что

В словах "высокий жребий" заключался не только тот очевидный смысл, что русский народ был главной силой, сокрушившей всеевропейское владычество Наполеона, но и - в особенности - тот, что в ходе титанической борьбы с вражеским нашествием русский народ впервые осознал свое право на социальную свободу. Пять лет спустя об этом со всею определенностью заявит Николаю I декабрист А. А. Бестужев. "Наполеон вторгся в Россию, и тогда-то народ русский впервые ощутил свою силу, - напишет он в своем письме к царю из Петропавловской крепости,- тогда-то пробудилось во всех сердцах чувство независимости, сперва политической, а впоследствии и народной. Вот начало свободомыслия в России... Еще война длилась, когда ратники, возвратясь в домы, первые разнесли ропот в классе народа. "Мы проливали кровь, - говорили они, - а нас опять заставляют потеть на барщине. Мы избавили родину от тирана, а нас опять тиранят гос-пода"... Тогда-то стали говорить военные: "Для того ль освободили мы Европу, чтобы наложить ее цепи на себя? Для того ль дали конституцию Франции, чтобы не сметь говорить о ней, и купили кровью первенство между народами, чтобы нас унижали дома?""

Как справедливо заметил Б. В. Томашевский, "размышления Пушкина о войне 1812 г. никогда не были ретроспективными суждениями историка, это всегда - отклики на запросы современности". Особенно характерны в этом отношении произведения Пушкина 1830-х годов: стихотворения "Перед гробницею святой" и "Полководец", и прозаический этюд "Рославлев".

Стихотворение "Перед гробницею святой" было написано в 1831 г., когда в связи с польским "восстанием в Европе, и прежде всего во Франции, стали раздаваться призывы к новому походу на Россию. В стихотворении, как и в двух других, относящихся к этому же времени ("Клеветникам России" и "Бородинская годовщина"), поэт напоминает о славе русского оружия, о народной войне, которую неизбежно встретит любой завоеватель, как встретил ее некогда Наполеон.

Клеветникам России, ее заклятым врагам, замышляющим новый крестовый поход на нее, поэт бросает гордый вызов:

В 1835 г. Пушкин пишет стихотворение "Полководец", стихотворение, замечательное не только тем, что в нем воссоздан выразительнейший портрет выдающегося полководца - Барклая де Толли, но и тем, что, раскрывая неоценимые заслуги Барклая перед Отечеством, печальное величие и драматизм его судьбы, оно, как, впрочем, и все пушкинские произведения об Отечественной войне, резко противостояло официальной точке зрения, которая все содержание великой народной эпопеи сводила лишь к триумфу русского царя.

Командующий русской армией Барклай де Толли, осуществляя "замысел, обдуманный глубоко", упорно уклонялся от генерального сражения и вынуждал противника продвигаться в глубь бескрайних русских просторов. С каждым приказом об отступлении в стране нарастало недовольство. Причины его были, конечно, многообразны. Помещичьи круги опасались, не поколеблет ли вторжение Наполеона феодально-абсолютистские порядки, не станет ли он на занятых французами территориях отменять крепостное право. Широкие массы воспринимали продвижение захватчиков в глубь России как тяжкое национальное унижение.

До поры до времени эти глубинные различия не давали себя знать. Пройдет время, и эти различия выявятся с силой тем большей, чем значительнее была роль крестьян, самоотверженность которых решающим образом повлияла на исход войны. И передовая дворянская интеллигенция болезненно ощутит утрату единства, сплотившего с ней народ в грозную пору двенадцатого года.

Но сейчас это единство казалось незыблемым. Представители всех сословий, охваченные гневом и тревогой, жаждали остановить врага. Особенно велико было негодование армии. Барклая до Толли громко обвиняли в трусости и измене. Конечно, эти обвинения были глубоко несправедливы. Командующий русской армией трезво и правильно оценивал ситуацию.

Объясняя эту историческую несправедливость вполне объективными причинами - недостатком народного доверия к иностранцу (недостатком совершенно естественным в критический для Отечества момент), - Пушкин тем самым подчеркивал именно решающее значение этого доверия в судьбах Отечественной войны. "Один Кутузов мог предложить Бородинское сражение, - писал он, поясняя смысл "Полководца",- один Кутузов мог отдать Москву неприятелю, один Кутузов мог остаться в этом мудром деятельном бездействии, усыпляя Наполеона на пожарище Москвы и выжидая роковой минуты: ибо Кутузов один облечен был в народную дове-ренность, которую так чудно он оправдал!"

14 сентября, в 2 часа дня, взглядам французов, поднявшихся на Поклонную гору, предстал огромный, блиставший золотом бесчисленных куполов город. Во многие столицы вступала армия Наполеона, но ни одна из них не встретила его так, как Москва. Не было депутации с ключами от Москвы и униженных просьб пощадить город.

Потрясенный император смотрел из окон Кремлевского дворца на море огня, охватившего центр города, Солянку, Замоскворечье. "Какое страшное зрелище! Это они сами поджигают... Какая решимость! Какие люди!" - повторял он.

М.Ю. Лермонтов проявлял особый интерес к национальной истории, ища в ней богатырство духа, ярких личностей, которых им так не хватало в современниках. Молодое окружение поэта ни к чему не стремилось, среди них не было достойных людей, героев, поэтому Михаил Юрьевич искал их в русской истории.

Важнейшие события национальной истории - война 1812 года. В стихотворениях, посвященных этому событию, история противопоставлена современности. Поэт, родившийся в 1814 году воспринимает войну 1812 года уже как историю, смотрит на нее не глазами потомка. Стихотворение "Бородино" было написано на 25-летие Бородинской битвы. Юноша, современник поэта, спрашивает своего родственника о прошедшей войне:

Старый солдат рассказывает о битве, вновь переживая все то, что было на поле боя. Впервые в русской литературе Лермонтов показывает ход событий глазами простого участника войны. В стихотворении появляются мотивы патриотизма, раскрывается русский национальный характер.

Поэт постоянно подчеркивает общее отношение к войне, как к серьезному воинскому долгу. Это, пожалуй, основное в стихотворении: общность людей перед лицом врага.

Русская история для М.Ю. Лермонтова - неиссякаемый источник богатства и красоты души человека. Лермонтов обращается к истории, описывая великие, сильные личности, он не видел их в своих современниках, поэтому искал героев в русской истории, которые, по его мнению, должны были явиться примером для его окружающих.

Всего два года разделяют пушкинского "Полководца" и лермонтовское "Бородино" (1837). "Всего" - потому что разделяют они не просто два произведения, а два поэтических поколения: поколение современников Отечественной войны и поколение тех, для кого она была уже весьма отдаленной историей. Впрочем, правильнее, по-видимому, говорить о встрече поколений, потому что еще в 1830-1831 гг. Лермонтов написал стихотворение "Поле Бородина", в котором не без основания видят первый вариант будущего "Бородина". И как это ни парадоксально, но, пожалуй, именно на примере этих двух вариантов легче всего уяснить то новое, что принесло в тему Отечественной войны поколение Лермонтова.

По своему "жанру" "Поле Бородина", как и классическое "Бородино", представляет рассказ старого воина о Бородинском сражении. Есть в нем и целый ряд характерных выражений, стилистических слитков, которые в "Бородине" станут своего рода опорными, ключевыми:

Да, так и было. И Багратионовы флеши, и батарея Раевского, и сама деревня Бородино неоднократно переходили из рук в руки. "Трудно себе представить ожесточение обеих сторон в Бородинском сражении, - вспоминали очевидцы. - Многие из сражавшихся побросали свое оружие, сцеплялись друг с другом, раздирали друг другу рты, душили один другого в тесных объятиях и вместе падали мертвыми. Артиллерия скакала по трупам, как по бревенчатой мостовой, втискивая трупы в землю, упитанную кровью... Чугун и железо отказывались служить мщению людей; рас-каленные пушки не могли выдерживать действия пороха и лопались с треском, поражая заряжавших их артиллеристов..." Лермонтов не мог видеть эти страшные картины. Но их видел участник Бородинского сражения Вяземский. И через шестьдесят лет они стояли перед его глазами. Он образно и ярко писал:

"Бородино" - верх стилистической цельности и, отсюда, изо-бразительного совершенства. Сказался здесь, вероятно, и возмужавший талант Лермонтова, но главное, пожалуй, было все же вдругом - в безграничных художественных возможностях, которые открылись для поэзии с победой реализма. Пушкинского реализма. Это был принципиально иной уровень художественного освоения действительности, принципиально иной тип поэтического мышления, гарантирующий неизмеримо большую полноту художественного отражения, неизмеримо большее многообразие изобразительных средств. Этот новый уровень, достигнутый и утвер-жденный в творчестве Пушкина и Лермонтова, станет той отправной точкой, с которой начнется триумфальное шествие русского реализма во второй половине XIX века.

Исследователи Лермонтова не раз обращали внимание на то, что стихотворение "Два великана" отчетливо и намеренно ориентировано на народно-поэтическую традицию. Здесь и сказочные или песенные формулы: "за горами, за долами", "дальнее море". И просторечная лексика: "хвать", "тряхнул", "ахнул". И сам образ "русского витязя" "в шапке золота литого" - былинный образ богатыря, торжествующего над силами зла. Конечно, антитеза "дерзкий" пришелец и старый, умудренный годами "русский великан" - продолжение устоявшегося, много и по-разному воз-никавшего в разных стихах противопоставления Наполеона и Кутузова ("Ты сер, а я, приятель, сед..."), но лермонтовский образ шире, собирательное. Русский великан - это не только Кутузов, это и русский народ, это и сердце России - Кремль, каким изобразил его Лермонтов позднее в поэме "Сашка":

В стихотворении "Два великана" Лермонтов показал борьбу русского народа с нашествием Наполеона, он дает картину борьбы аллегорически, в виде двух "богатырей".

Один из них - "старый русский великан" - воплощает мощь и силу России, а другой - "трёхнедельный удалец" - дерзновенную и самоуверенную удаль наполеоновского войска, уверившегося после взятия Москвы, что победа достигнута.

Посмотрим на "богатырей". Русский витязь спокоен и невозмутим, как будто заранее знает исход борьбы ("с улыбкой роковою русский витязь отвечал"). Могучая голова в золотом шлеме как бы уподобляется златоглавому Московскому Кремлю. "Старый русский великан" - воплощение силы всей Руси, что не сдалась и не покорилась французам. А что же "трёхнедельный удалец"? Лермонтов не отрицает ни его силы, ни храбрости, но и сила и храбрость пришельца "из далёких чуждых стран" - проявление безрассудной дерзости.

В стихотворении не изображён бой между двумя великанами: его не может быть. Пришедший "с грозой военной", правда, осмелился поднять руку на "русского великана": "и рукою дерзновенной хвать за вражеский венец", но тот только "посмотрел, тряхнул главою" и пришелец "упал". Образ русского витязя монументален и величественен. Его спокойствие и внутренняя сила противопоставлены дерзким притязаниям пришельца.

В гордости, с какой Лермонтов пишет о победе "русского великана", проявляется его патриотизм, любовь к воинской славе отечества. Но не только это. В конце стихотворения возникают образы бури, простора, пучины - излюбленные образы поэзии Лермонтова. Они заставляют вспомнить о трагичности последних дней Наполеона, его ссылке и гибели на острове Святой Елены. В таком отношении к поверженному проявляются новые грани лермонтовского мировоззрения - гуманность, снисхождение к побеждё

Победа России над Наполеоном безоговорочная и блистательная, вызвала потрясение умов всего мира, радость Европейских народов, порабощенных Наполеоном. Русский народ и армия в 1812 году нанесли смертельное поражение самой сильной в то время наполеоновской агрессивной армии. Победа России - это непросто чудо, выражение непреклонной воли и безграничной решительности всех народов России, поднявшихся в 1812 году на Отечественную войну в защиту национальной независимости своей родины.

Национально-освободительный характер войны 1812 года обусловил и специфические формы участия народных масс в защите своей родины, и в частности создания народного ополчения. Патриотизм крестьянства в национально-освободительной борьбе сочетался с усилением их классового самосознания. Крепостные крестьяне , призванные в ополчение, свою военную службу связывали с надеждами на освобождение их от крепостной неволи.

1812 год явился не только важнейшей страницей истории России, но и принципиального значения вехой в истории русской литературы и поэзии. Никогда прежде художественное слово не становилось таким мощным выразителем чувств, охвативших общество, как это произошло после вторжения Наполеона. В какое сравнение могут идти дежурные оды, которые писались в XVIII веке на взятие очередной крепости или потопление неприятельских кораблей, с волной страстей, гнева, обиды, воодушевления, которая вызвала к жизни поэзию тех исполненных драматизма и величия месяцев!

Исторический масштаб событий, происшедших в 1812 году, так грандиозен, их эхо так долго и гулко отдавалось в последующие десятилетия, что сейчас даже трудно представить себе, какой относительно короткой в сравнении с длительностью последствий была Отечественная война, как стремительно сменяли друг друга картины этой исторической драмы.

Кого жизнь сделала свидетелем этих событий, хранили память о них до конца своих дней. Кто не видел их сам, тот рос в атмосфере, сотрясаемой их гулким эхом. "Рассказы о пожаре Москвы, о Бородинском сражении, о Березине, о взятии Парижа были моею колыбельной песнью, детскими сказками, моей Илиадой и Одиссеей", - писал Герцен.

Поэтическая летопись Отечественной войны потому так богата и выразительна, что каждый, кто писал стихи о 1812 годе, вложил в них лучшее, что было в нем как в художнике. Иные обратились к этой теме в одном-двух произведениях, но по этим произведениям восстанавливается самое существенное, что было в художественном миросозерцании их создателя, слышатся особенности голоса, которым он говорил в литературе. Вот он, мудрый, всегда близкий Крылов, непримиримый, бескомпромиссный, несгибаемый Глинка, страстный и в торжестве и в злости неуемный Востоков и провидец Державин. Вот Лермонтов. Он в количественном отношении написал о 1812 годе немного, но место, принадлежащее этим стихам и в его творчестве, и в литературе об Отечественной войне, трудно переоценить. Если Державин был первым, кто ощутил роль, сыгранную в дни Отечественной войны русским народом, то Лермонтов сумел взглянуть на эти события глазами народа, глазами простого человека. Одного этого было достаточно, чтобы сделать эти стихи уникальным явлением для своего времени и особенно близкими нашему.

"Бородино" было написано в канун 25-летия Отечественной войны. За четверть века, отделяющую день великой битвы от лучшего из его поэтических воплощений, русская литература прошла большой, богатый поисками и обретениями путь. И все это время не меркла память о подвиге, совершенном нашим народом в грозную пору 1812 года, не скудели творческие силы поэтов, вновь и вновь обращаемые на то, чтоб рассказать о нем современникам и потомкам.

Не случайно именно "Бородино" вошло в историю русской литературы как самое значительное стихотворение, связанное с темой 1812 года. Не случайно и то, что ни одностихотворение, написанное в XIX веке, не звучало с такой силой и так актуально в годы Великой Отечественной войны, как "Бородино". Публицистика военных лет пестрела цитатами из этого произведения. Оно постоянно звучало по радио и в исполнении чтецов, и положенное на музыку. Фронтовая газета "Уничтожим врага!" вышла зимой 1941 года с аншлагом: "Ребята, не Москва ль за нами!" Со строками из "Бородина" обратился к 28 героям-панфиловцам политрук Клочков накануне легендарного боя у станции Дубосеково. 27 июля 1941 года, в день, когда страна узнала о подвиге капитана Гастелло, "Правда" писала: "Бородино" - величайшая ценность русской литературы. Нет русского человека, любящего свою родину, который не знал бы этого стихотворения, который бы не был обязан Лермонтову своим патриотическим воспитанием".

Цель моего доклада - изучение оказания медицинской помощи раненым во время Отечественной войны 1812 года.

Я попыталась отследить организацию медицинской помощи в русской армии, характер ранений и методы лечения ран, используемые 200 лет назад.

Для подготовки доклада были использованы труды российских историков, мемуары участников войны, материалы музеев, представленные на сайтах в интернете, произведения художников, посвященные тематике доклада.

1. Организация медицинской помощи в ходе боевых действий. Во время Отечественной войны 1812 года впервые в военно-медицинской практике была создана новая лечебно-эвакуационная система, названная впоследствии дренажной.

Полковые перевязочные пункты. Вблизи места сражения, в укрытиях или складках местности, развертывались полковые перевязочные пункты (ППП), обозначенные "флагом или другими какими-нибудь знаками. Пункты предназначались для первичной перевязки всех раненых, остановки угрожающих кровотечений и подготовки раненых к эвакуации в развозные госпитали. Для переноски раненых с поля боя на перевязочный пункт в каждом полку должны были иметься 20 или более нестроевых солдат с четырьмя носилками и с двумя лёгкими линейками.. Каждый перевязочный пункт был оснащён готовыми повязками, бинтами, корпией, хирургическими инструментами. В каждом полку имелась запрягаемая двумя лошадьми аптечная фура с аптечными ящиками. На переднем ящике сидел кучер, на заднем оставалось место для слабого больного.
Развозные госпитали. Предназначались для оказания первой помощи раненым (обработка ран, операции, перевязки, иммобилизация), их питания и доставки в подвижные госпитали 1-й линии. Во главе медицинской части каждого госпиталя назначались наиболее опытные дивизионные и корпусные врачи. Места для РГ определялись главнокомандующим в день сражения в трех пунктах за линиями армий, соответственно чему госпитали именовались: 1-й - центральным, 2-й и 3-й - фланговыми.
Подвижные госпитали. Предназначались для лечения раненых и больных во время движения армии.. Эти госпитали имели отделение, которые развёртывались в день боя за центром и флангами армии и должны были иметь запас и всё необходимое для оказания первой помощи раненым.
Главные военно-временные госпитали занимались лечением всех присылаемых раненых и больных и развертывались в соседних губерниях, не затронутых непосредственно военными действиями.

В подписанном Кутузовым "Распоряжении относительно госпиталей" предусматривалась следующая система распределения перволинейных временных госпиталей : всех больных и раненых доставляли в Калугу, откуда "наитруднейшие" отправлялись в Тулу, а остальные должны были следовать в Козельск далее.

В октябре 1812 года Козельск стал "городом-лазаретом" - число его жителей на некоторый период стало намного меньше количества раненых воинов.
О состаяние русских госпиталей можно судить по высказыванию главного хирурга армии Наполеона Ж.Д.Ларрея который писал о московском военном госпитале : "Большой военный госпиталь один из наилучше построенных, из самых обширных и самых прекрасных из всех, какие я когда-нибудь видел..."

2. Характер ранений. Война 1812 года была страшнее и кровавее, чем предшествовавшие ей. Русское командование выстраивало соответствующие по мощности контрбатареи. Батареи создавали невиданную прежде плотность огня и, как следствие, люди получали более тяжелые ранения. Семнадцатилетний князь Николай Голицын так описывает свое прибытие на театр военных действий в 1812 году: "…приближаясь к полю сражения, первая картина, которая представилась моим глазам, были раненые, принужденные оставить бой, чтобы искать врачебной помощи. Разрубленные черепа, отрезанные руки и ноги, вопль страждущих, смерть, грозившая этим несчастным, которые за минуту до того были здоровы и не ожидали такой участи, - все это так меня взволновало, что слезы ручьем брызнули из глаз".

Огнестрельные ранения преобладали. К разряду огнестрельных относили раны от пуль и от пушечных снарядов. Самыми тяжелыми были ранения, полученные в результате попадания артиллерийского ядра.

По некоторым подсчетам, в эпоху наполеоновских войн около 10% всех ранений составляли раны, нанесенные холодным оружием: рубленые и колотые. Считалось что легче всего лечатся рубленые раны.

3. Первая помощь при ранениях. Первую помощь раненым должна была оказывать военная полиция. Она должна была обеспечить вынос раненых с поля боя. При Бородино эту функцию выполняли в основном, ополченцы, или , как их называли, ратники.

Для переноски раненых с поля боя в каждом полку полагалось иметь четыре пары носилок, но чаще вместо них приходилось использовать простую шинель или другие подручные средства вплоть до орудийных лафетов.
По воспоминаниям врачей-современников, объем "первой помощи", предоставляемой в развозных госпиталях, предусматривал "легкую перевязку и необходимые операции" вплоть до ампутаций. Врач в перевозном пункте должен был исследовать рану, извлечь из нее пули, клочья материи и другие инородные тела, остановить кровотечение и наложить на рану шов, "сверх коего прикладывается сухая или простою мазью омащенная корпия" (заменявший вату, которой тогда не было в России; корпия приготавливалась "из чистых, тонких и мягких ветошек путем их роспуска на нити"). Медицинским термином "перевязка" в начале XIX века именовались "корпия, компрессы, пластырь, повязка (бинты и т. п.)". Для перевязки ран полагались бинт, компресс и "полфунта хорошей и чисто вымытой корпии на человека", которые хранились в полковой аптеке. Бинты, используемые в русской армии, имели длину в 10 аршинов (7 метров) и ширину 4 дюйма (10 сантиметров). Размеры "компрессов" составляли один аршин в длину и ширину (около 71*71 см)

4. Оперативное вмешательство.

Самой распространенной операций была ампутация при которой использовали хирургические ножы и ампутационные пилы.

Для остановки кровотечений обычно использовался турникет самый простой из которых можно признать прообразом современного медицинского жгута. Останавливали кровотечение простыми механическими средствами, пережимая сосуд кусочком березового трута. Помимо этого практиковалась остановка кровотечений посредством наложения лигатур: на поврежденный сосуд накладывалась вощеная нить и плотно завязывалась, перекрывая кровоток.

Большинство боевых ран содержало пули, картечь, "черепки" гранат и ядер. Если пуля застревала в кости, ее требовалось высверливать с помощью специального инструмента - трепана (цилиндрической пилы для высверливания вручную отверстия в черепе, принципом действия и ручкой напоминающей штопор).

Исследования глубины ран и обнаружение в них инородных тел производились с помощью щупов разной длины и толщины. Щуп представлял собой тупой гибкий прут с короткой рукояткой, изготовленный из стали, серебра, китового уса и подобного материала, обладающего гибкостью.

Яков Виллие указывал в труде "Краткое наставление о важнейших хирургических операциях", что лучшим щупом является палец лекаря, не наносящий лишнего травматизма. Хирурги современники указывали: "Ощупывание перстом редко бывает возможно; перед стальным же щупом во многих случаях имеет преимущество врачебная свеча, маслом омащенная", но карманный набор хирургических инструментов русских лекарей имел три вида серебряных щупов.

Самой распространённой операцией была ампутация.

Медицина начала XIX века не располагала средствами анестезии, на что мог рассчитывать пациент перед операцией - стакан "хлебного вина". Для облегчения страданий раненого- давали нюхать спирт.

Французские врачи следовали принципу- ампутация даже при простых переломах, Участник Бородинского сражения Французский капитан Орби писал в своих воспоминаниях: "В течение ночи блестящий доктор Ларрей со всеми своими хирургами произвел столько ампутаций, что образовалось столь большая куча ног и рук, что она не могла поместиться в большой комнате".

В русской хирургии уже к началу XIX века утвердился принцип сберегательного лечения, то есть сохранения конечностей при огнестрельных ранах.

В период Наполеоновских войн появлялись новые методы лечения. Посредством вощеных нитей и лоскутный метод.

5. Бородинская битва.

У Л.Н.Толстого так описывается полковой перевязочный пункт во время Бородинского сражения: "Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами палаток на краю березняка... Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах... Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, которых надо было вносить. Раненые ожидали у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки...".
Главный хирург французской Великой армии Доминик Жан Ларрей вспоминал о Бородинской битве: "Раны, полученные в этом сражении, были тяжелые, так как почти все они были причинены артиллерийским огнем, раны от ружейных пуль были получены в упор и на очень близком расстоянии. К тому же, как мы неоднократно замечали, русские пули были гораздо крупнее наших. Большая часть артиллерийских ран требовала ампутации одного или двух членов".

Ранение Багратиона.

Выразительным примером состояния медицины той эпохи может быть медицинская помощь командующему 2-й русской армией генерала П.И. Багратиону.

7 сентября около 12 часов дня осколок ядра раздробил генералу большеберцовую кость левой ноги .Рана Багратиона, даже по тем временам, не считалась особенно опасной. Когда Багратион был ранен, первую помощь ему начал оказывать находившийся рядом лекарь Яков Говоров, который определил, что "сопряжена была с повреждением берцовой кости". Вот как описывает старший лекарь лейб-гвардии Литовского полка Яков Говоров оказание первой помощи генералу Петру Багратиону: "Первая перевязка была простая. При второй же главный медицинский инспектор Виллие рану несколько расширил и вынул из оной малый отломок кости".

Как считают специалисты, Виллие не сделал то, что обязан был сделать любой лекарь - расширить рану и очистить ее от инородных тел. Расширение раны считалось особенно необходимым в случаях ранений той части конечности, которая богата мускулами. Багратион плохо переносил боль, а обследование раны было очень болезненной процедурой. Возможно, он не решился перечить князю и не стал настаивать на обследовании. Положившись на авось, он просто перевязал рану.

8 сентября Багратион упомянул в своём донесении царю Александру I о ранении:

"Я довольно не легко ранен в левую ногу пулею с раздроблением кости; но нималейше не сожалею о сём, быв всегда готов пожертвовать и последнею каплею моей крови на защиту отечества и августейшего престола..."

В тот же день раненный Багратион был отправлен в Москву.

9 сентября у генерала начался жар. 10 началось нагноение раны. 19 Багратион прибыл в село Симы Владимирской области При операции выяснилось, что имеет место "совершенный перелом и раздробление берцовой кости.

В ходе операции с большим опозданием из раны были удалены инородные тела, в том числе и осколок ядра куски материи. 22 сентября у Багратиона была обнаружена гангрена. 23 сентября Багратион, понимая свою обреченность, продиктовал завещание.

(24) сентября 1812 года в первом часу пополудни Пётр Иванович Багратион умер от гангрены, спустя 17 дней после ранения.

6. Состояние медицинской помощи в русской и французской армиях.

В 1801 году Наполеон распустил большую часть штата военных медиков за ненадобностью, полагая, что войны для него закончились и наступил мир. Но с 1804 года начинаются походы "в ответ на агрессию феодальных стран", то есть Австрии и России, и вновь появляется необходимость в военных врачах. Опытные гражданские врачи хорошо зарабатывали, и никаких причин идти в армию у них не было. Медиков приходилось набирать из непрофессионалов и наспех обучать, современники называли новоиспеченных военных лекарей, которых удалось собрать к 1806 году, "врачами, найденными на помойке".

В России с организацией и подготовкой кадров дела обстояли несколько лучше: врачей в военные ведомства готовили Медико-хирургическая академия в Петербурге (сегодня Военно-медицинская академия имени С.М. Кирова) и Московская медико-хирургическая академия. Фельдшеры обучались при госпиталях. К началу войны в армии были сформированы службы госпитальной и полевой медицины. И все равно врачей остро не хватало, тем более что, по прогнозу командования российской армии, медицинская помощь в ходе Бородинского сражения должна была понадобиться не более чем 15 000 раненых (включая 4000-5000 тяжелораненых), в действительности же этот расчет оказался, увы, неверен: число раненых приблизилось к 40 000.

Заключение. Объективные показатели подтверждают мнение об вполне удовлетворительном медицинском обеспечении русской армии и о громадном превосходстве над медицинской службой французской армии. М. И. Кутузов дал благодарственный письменный отзыв о медицинской службе.

Об этом, в частности, говорит оценка, данная в манифесте, которым подводились итоги войны: "Военные врачи, разделяя наравне с военными чинами труды и опасности, явили достойный пример усердия и искусства в исполнении своих обязанностей и стяжали справедливую признательность от соотечественников и уважение от всех образованных наших союзников".